Церковно-государственные отношения в Византии сквозь призму императорских законов IV–X веков | РЕЛИГАРЕ
Костогрызова Любовь Юрьевна
Церковно-государственные отношения в Византии сквозь призму императорских законов IV–X веков
Источник: Богослов.ру
Тема взаимоотношений Церкви и государства привлекательна для многих ученых и остается одной из самых актуальных на постсоветском пространстве.
История знает различные примеры взаимодействия этих институтов, однако наиболее гармоничным представляется модель, созданная в Византии.
Почему в этом государстве сложился симфонический тип церковно-государственных отношений, а не цезарепапизм или папоцезаризм? Любовь Юрьевна Костогрызова видит ответ в конституциях императоров, анализу которых и посвящена статья.
Проблема взаимоотношений Церкви и государства является одной из самых актуальных на постсоветском пространстве. Это не случайно, поскольку здесь за последние десятилетия произошла переоценка ценностей, изменились приоритеты, изменилось отношение к религии вообще и к Церкви в частности.
Кризис идеологии вызвал желание вернуться к исконным традициям, восстановить столетиями существовавшие более или менее гармоничные отношения светской и церковной власти. В свою очередь, это повлекло за собой стремление изучить корни этих отношений, которые находятся в Византии.
Проблема отношений Церкви и государства рассматривалась разными исследователями: историками, политологами, философами, теологами, юристами и др., но императорское законодательство бралось лишь как иллюстративный, а не как основной материал для её раскрытия.
На наш взгляд, именно анализ конституций императоров объясняет, почему в Византии сложилась симфоническая модель церковно-государственных отношений, а не цезарепапизм или папоцезаризм.
Также в процессе данного анализа выявляется взаимосвязь «церковного» законодательства с внутренней и внешней политикой империи, и обозначается собственно юридическое оформление взаимоотношений государства и Церкви.
До появления христианства проблемы взаимодействия государства с религиозными объединениями не стояло, т. к. в большинстве стран господствовало язычество, глава государства являлся верховным жрецом, и в деле культа граждане должны были подчиняться государству.
Христианская религия отличается наличием особого института – Церкви, которая, как духовная организация, должна была заниматься вопросами вероучения, нравоучения, богопочитания, внутренней церковной дисциплины. При этом государство от решения этих вопросов отторгалось. Т.е.
возникла ситуация, когда в общественной жизни появилась сфера, не контролируемая государством. Однако власти по-прежнему считали своей обязанностью заниматься данными вопросами, и столкновение интересов в области контроля над духовной жизнью общества должно было привести к поискам выхода из назревающего конфликта.
Церковь также была заинтересована как в налаживании отношений с государством, так и в решении возникшей проблемы.
Отношения, сложившиеся между государством и Церковью, как правило, делятся на три типа. Первый – цезарепапизм, когда Церковь ставится под контроль государственной власти, глава государства является одновременно и главой Церкви, государственная власть вмешивается в вопросы вероучения.
Второй тип – папоцезаризм – являет собой подчинение государства религиозным организациям и предполагает наличие всей верховной власти у религиозного учреждения с предоставлением главе государства только функции управления.
Наконец, третий тип церковно-государственных отношений известен как симфония властей или такой союз Церкви и государства, в основу которого положена не идея их противопоставления, а идея гармонии и согласия, сосуществования, а не стремления к подчинению друг друга.
В Византии возникла именно симфоническая модель отношений между государством и Церковью, но произошло это далеко не сразу. В течение длительного времени стороны искали и выстраивали такую систему отношений, которая бы устраивала всех.
Собственно законодательство императоров и позволяет проследить ту эволюцию, которую претерпевали отношения между государством и Церковью на протяжении византийской истории с IV по Х века.
Так в законодательстве Константина I (306-337) чётко прослеживаются два момента: веротерпимость по отношению ко всем исповеданиям, обозначенная Миланским эдиктом 313 г., и выделение особым образом христианства и христианской Церкви.
Церковь получила права юридического лица, христиане стали пользоваться определенными привилегиями, даже некоторые внутрицерковные вопросы стали решаться с участием правителя.
Но император не участвовал в назначении священнослужителей, церковная организация не выполняла функции регистрации браков, рождения и смерти, не было и финансирования христианской Церкви со стороны государства, поэтому de jure государственной религией христианство не стало.
В целом, религиозная политика Константина Великого носила практический характер – для пользы империи почитать всех богов, в том числе и Иисуса Христа, не случайно император принял крещение только перед смертью. Вера Константина I в какой-то степени была синкретичной, он не делил богов на своих и чужих и стремился умилостивить их всех. Это обстоятельство объясняет и его политику веротерпимости, и то, что христианство при нём и de facto не стало государственной и господствующей религией.
Преемники Константина Великого (Констанций (337-361), Иовиан (363-364), Валентиниан I (364-375), Валент (364-378), Грациан (375-383) и Валентиниан II (375-392)) в своей законодательной деятельности продолжали возвеличивать христианство, более активно ведя борьбу с язычеством.
Исключением в этой цепочке был Юлиан Отступник (361-363), который ради выгод империи и своего величия решил прибегнуть к помощи языческих богов.
Но его реформы были обречены на неудачу, поскольку, во-первых, большая часть населения уже обратилась в христианство, во-вторых, консолидирующаяся вокруг единого императора империя нуждалась в соответствующей идеологической поддержке, то есть в религии, сплачивающей адептов вокруг одного, а не нескольких богов.
При Феодосии Великом (379-395) христианство стало государственной религией благодаря закону 380 г., определявшему, кто является истинным христианином, и предусматривающему государственные санкции против еретиков и язычников. Христианство объявлялось единственной официальной религией Римской империи.
Но предпринятые Феодосием I попытки поставить Церковь на службу государству и установить цезарепапизм были пресечены епископом Амвросием Медиоланским (340-397), и это продемонстрировало силу и самостоятельность церковной организации.
Провозглашение христианства государственной религией имело как положительные, так и отрицательные стороны.
С одной стороны, император уже не мог заботиться об империи, не заботясь о единстве Церкви, поскольку разделённая Церковь означала бы также и разделённую империю, с другой стороны, такая зависимость государства от религиозного единства была опасна для государства, поскольку разногласия внутри Церкви ставили вопрос о сохранении его целостности. Императоры V в. (Аркадий (395-408), Гонорий (395-423), Феодосий II Младший (408-450), Валентиниан III (425-455)) принимали антиеретические и антиязыческие законы, вводили новые привилегии для Церкви и духовенства, но действовали они в основном исходя из интересов государства, не отделяя свою церковную политику от государственной. Для сохранения целостности государства императорам приходилось заниматься организацией созыва церковных соборов, первоочередной задачей которых было предотвращение раскола в Церкви.
Забота о единстве империи усложнялась тем, что многим императорам их положение на троне представлялось ненадёжным. При отсутствии закона о престолонаследии и формальном утверждении сенатом и войском требовалась дополнительная легитимация.
Лев I (457-474) свой приход к власти подкрепил церковным обрядом венчания на царство, получив при этом не только поддержку большинства жителей империи (христиан), но и право вмешиваться в решение религиозных вопросов не в качестве pontifex maximus, а в качестве лица, получившего от Бога право заботиться о благополучии подданных.
Его преемники Зенон (474-491), Анастасий I (491-518) и Юстин I (518-527), вплотную столкнувшись с религиозными разногласиями, вызвавшими нестабильную ситуацию в империи, пытались разрешить их различными способами: от компромиссных соглашений до вооруженного подавления и репрессий.
Было и вмешательство в вопросы вероучения («Энотикон» 482 г.).
Конечно, это можно рассматривать как проявление цезарепапизма, но, думается, в большей степени у императоров присутствовало не желание подчинить своей власти Церковь и поставить её под свой контроль, а стремление добиться политической стабильности, устранив нестабильность религиозную.
На наш взгляд, лозунг «религиозный мир ради политической стабильности» был девизом всех императоров на протяжении двух столетий от Константина Великого до Юстина I. Не разделяя духовную и материальную сферы жизни, считая себя ответственными и за ту, и за другую, они не распределяли полномочий между церковной и светской властью на законодательном уровне.
Это разграничение принадлежит Юстиниану Великому (527-565), руководящим началом политики которого стало восстановление единой Римской империи в границах I–II веков и её сохранение во главе с единым императором.
Он тоже понимал, что распри внутри христианской Церкви подрывают её единство, а значит, и единство империи, олицетворением которого является император. Конечно, он не мог оставаться в стороне от раздоров, но и не желал раскола империи.
Отсюда понятно стремление Юстиниана устранить фигуру императора от церковных споров и возложить вину за них только на Церковь. Для того чтобы религиозная борьба не задела фигуру императора, Юстиниан отстраняет данную фигуру от участия в ней.
Проявлением этого стало разделение полномочий царства – императорской власти и священства – церковной власти. При этом царство должно заботиться о делах человеческих, т.е. императору вверяются сугубо политические функции, в первую очередь, сохранение мира в единой империи, священство же должно служить делам Божественным, т.е.
сохранение мира в Церкви перекладывается на плечи духовенства. Если священство «беспорочно… и с искренностью к Богу сопричастно», а царство «подобающим образом вверенное ему государство приводит в порядок», между ними устанавливается согласие на благо человечеству [1, 35-36].
Юстиниан подчеркивал не только разделение, но и союз, сотрудничество священства и царства, поскольку христианство уже стало идеологической составляющей имперской жизни, идеологической опорой государства, и император не мог оставить религиозные дела без внимания.
Итак, отделив идеологическую сферу от политической, Юстиниан, во-первых, снял с фигуры императора вину за церковные распри, во-вторых, фактически изъял из обязанностей императора исполнение функций pontifex maximus, вверив данные функции Церкви. Однако благодаря союзу двух властей император не отстранялся от религиозных дел, по-прежнему принимал в них участие, но оно уже имело четкие границы, и случаи нарушения приводили к конфликтам между императором и церковными иерархами.
На протяжении VI–VII вв. византийским императорам пришлось столкнуться с множеством проблем, главным образом внешнеполитических, оказавшихся тесно связанными с религиозными. Особо серьёзную проблему представляло монофизитское население восточных областей империи, которые и подвергались вражеским нашествиям.
Чтобы привлечь на свою сторону население этих территорий, императорам пришлось особое внимание уделить религиозным вопросам, найти способ примирения проживающих в восточных провинциях монофизитов и православных (халкидонитов), к которым относилось большинство населения. Ненадолго религиозный мир в империи восстановить удалось, но уже в VII в.
монофизитские провинции были завоеваны арабами, и примирительная политика потеряла свою актуальность. Непростые отношения сложились у Византийской империи и с западными провинциями, а именно с Римом. Виной тому стали и религиозные разногласия с папским престолом по тем или иным вопросам.
Недальновидная, зачастую чрезмерно жестокая политика императоров по отношению к римскому папе, который оставался едва ли не единственным институтом, сплачивающим собственно Romanitas в единое целое, приводила к постепенному отделению Рима от Византийской империи (Константинополя). При этом папы, не желая попасть под влияние василевса, нередко сами шли на конфликт.
В целом же церковная политика преемников Юстиниана I, как и его самого, служила в первую очередь интересам империи и строилась в основном на принципе симфонии. Подтверждением является тот факт, что в большинстве своём догматические споры решались на церковных соборах, авторами вероучительных концепций являлись, как правило, первоиерархи Церкви.
Попытки навязывания кем-либо из императоров (например, Ираклием (610-641)) своей воли приводили к плачевным для них самих и для империи последствиям и пресекались либо константинопольским патриархом, реально ставшим вторым лицом в стране, либо римским папой, либо самим населением.
Самое серьёзное нарушение концепции симфонии властей допустили в VIII – начале IX вв. императоры-иконоборцы, вмешиваясь во внутрицерковную деятельность, заявляя, что «Бог приказал нам пасти самое послушное стадо, как корифею апостолов Петру» [2, 42], и пытаясь поставить церковь под контроль государства.
Однако в полном объёме императорам этого сделать не удалось. Цезарепапизм даже в период иконоборчества выразился лишь в отдельных проявлениях, но не стал господствующей концепцией государственно-церковных отношений в Византии, а Церковь осталась самостоятельным организмом, не подчиняющимся воле императоров.
Связано это с тем, что большинство иконоборческих мероприятий было вызвано политическими причинами, а догматические дискуссии стояли на втором плане. 150 лет (717-867) политика государства по отношению к Церкви зависела от личных убеждений императоров, от их политических притязаний и в очень малой степени от государственных интересов.
При этом часто религиозные реформы императоров-иконоборцев были губительными для исполнения их политических решений. Вообще же de jure цезарепапизм в Византии благодаря Юстиниану стал невозможен.
Что же касается реальной жизни, то сильные императоры всегда стремились поставить всё (в том числе и Церковь) под свой контроль, слабые – могли сами попасть под влияние (контроль) патриархов, а мудрые – стремились следовать идеалу симфонии на практике.
Законодательное оформление церковно-государственных отношений произошло в конце IX – нач. Х вв. Сборники действующих и вновь принятых законов – «Исагога» и «Василики» – окончательно утвердили концепцию симфонии властей. Согласно «Исагоге» Церковь и государство образуют один организм.
«Как человек состоит из души и тела, так и для государственного организма необходимы две власти: духовная и светская, т.е.
император и патриарх; и как жизнь человеческая может быть правильной только тогда, когда душа и тело находятся в гармонии между собою, тело следует разумным велениям души, так и в государственном организме благополучие подданных и правильное течение их жизни могут быть только тогда, когда священство и императорство находятся в согласии между собою» [3, 70].
«Василики» закрепили за канонами семи Вселенских соборов статус государственных законов (кн. V тит.3) [4, 141]. А Новеллы Льва VI (886-912), хотя не предусматривали какого-то особого урегулирования церковно-государственных отношений, на наш взгляд, подчёркивали тот симфонический тип, о котором писал Юстиниан.
Несмотря на конфликт, происшедший между Львом Мудрым и церковными иерархами по поводу четвёртого брака василевса, несмотря на явное стремление поставить Церковь под свой контроль, выразившееся в рекомендации и избрании на константинопольский патриарший престол младшего брата императора – Стефана, новые императорские законы предусматривали как распределение компетенций государства и Церкви, так и тот союз, который сложился между ними.
Законодательство императоров Македонской династии было последней широкомасштабной правительственной инициативой в области права. Чётко сформулированное в «Исагоге» понятие государства и Церкви как единого организма стало доминирующим в определении церковно-государственных отношений и оставалось таковым до конца существования империи.
Наряду с идеалом симфонии оно было рецепировано странами православной ойкумены вместе с христианизацией [5, 334-342].
И сейчас государствам, где доминирует православие, стоит задуматься о подобном опыте государственно-церковных отношений, о чётком разделении сфер влияния государства и Церкви, об их взаимодействии и невмешательстве в дела друг друга.
Источник: Болховiтiновський щорiчник 2009. – Нацiональний Києво-Печерський iсторико-культурний заповiдник – Київ, 2010. 424 с.
С. 302 – 307
Список использованных источников и литературы:
R. Schoell and G Kroll. Justiniani Novellae. – Berlin. – 1954.
Эклога. Византийский законодательный свод VIII века. Вст. статья, перевод, комментарий Е. Э Липшиц. – М. – Наука. – 1965.
Курганов Ф. Взаимоотношения между гражданской и церковной властью в Византийской империи. – Казань. – 1880.
Basilicorum libri LX. Series a volumen I. Textus librorum I – VIII. Ed. H.J.Scheltema et N. Van der Wal. J.B.Wolters. – Groningen, Djakarta Martinus Nijhoff. Gravenhage. – 1955.
Оболенский Г. Византийское содружество наций. Шесть византийских портретов. – М.: ЯНУС-К. – 1998
Источник: http://www.religare.ru/2_85334.html
Читать
А.А. Васильев
История Византийской империи
Время до крестовых походов до 1081 г.
К переизданию цикла общих работ А.А. Васильева по истории Византии
В очередных томах серии «Византийская библиотека» издательство «Алетейя» приступает к изданию цикла общих работ А.А. Васильева по византинистике. В связи с этим представляется необходимым сказать несколько слов об авторе, его работах по истории Византии и принципах, положенных в основу предлагаемого издания.
Писать о биографии А.А. Васильева (1867—1953) достаточно сложно, ибо литературы о нем почти нет[1], архива ученого в России также нет и поэтому излагаемая ниже систематизированная информация о его жизни, взятая из разных источников, не может претендовать на исчерпывающую картину его жизни[2].
Александр Александрович Васильев родился в Петербурге в 1867 году. Он учился на историко-филологическом факультете Санкт-Петербургского университета и получил широкое образование как в области восточных языков (арабский и турецкий) и истории, так и в классических языках и истории, не считая обязательных современных языков. По словам самого А.А.
Васильева, его научная судьба определилась случайно. Византинистикой ему посоветовал заняться его преподаватель арабского языка, знаменитый барон В.Р. Розен, направивший его к не менее знаменитому византинисту В.Г. Васильевскому. Последовавший затем благожелательный прием В.Г.
Васильевского[3] и первое знакомство с византийской историей в изложении Гиббона, помогли ему выбрать направление специализации. Отметим, однако, что хорошая востоковедная подготовка позволила А.А. Васильеву не только сочетать в своей работе византинистику и арабистику[4], но и проявить себя арабистом в собственном смысле слова. А.А.
Васильев подготовил критические издания с переводом на французский двух арабских христианских историков – Агафия и Йахйи ибн Сайда[5]. Видимо, у А.А. Васильева была и еще одна возможность проявить себя профессиональным востоковедом. Если судить по одному письму М.И. Ростовцеву от 14 августа 1942 г.[6], А.А.
Васильев какое-то время преподавал в Санкт-Петербургском университете арабский язык. В упомянутом письме речь идет среди прочего о том, что А.А. Васильев обучал в университете литературоведа Г.Л. Лозинского основам арабского языка.
Для научной судьбы А.А. Васильева большое значение имели три года, проведенные им за границей в качестве стипендиата историко-филологического факультета. Благодаря поддержке В.Г. Васильевского, П.В. Никитина и И.В. Помяловского А.А. Васильев провел 1897—1900 гг. в Париже со стипендией сначала 600 рублей в год, затем – 1500 руб.
Во Франции он продолжил изучение восточных языков (арабский, турецкий и эфиопский). За эти же годы им были подготовлены магистерская и докторская диссертации о взаимоотношениях Византии и арабов. Вскоре эти труды обрели вид двухтомной монографии, переведенной, правда, гораздо позже на французский язык (список трудов А.В. Васильева см.
ниже).
Весной 1902 г., вместе с Н.Я. Марром, А.А. Васильев предпринял путешествие на Синай, в монастырь Св. Екатерины. Его интересовали хранящиеся там рукописи Агафия. В том же году А.А. Васильев провел несколько месяцев во Флоренции, также работая над рукописями Агафия.
Подготовленное им издание текста достаточно быстро вышло в свет в известном французском издании Patrologia Orientalist[7]. Издание текста второго арабского христианского историка – Йахйи ибн Сайда – было подготовлено А.А. Васильевым и И.Ю.
Крачковским позже – в двадцатые-тридцатые годы.
Научная карьера А.А. Васильева была успешной. В 1904—1912 гг. он был профессором Дерптского (Юрьевского) университета[8]. Принимал А.А. Васильев участие и в работе существовавшего до первой мировой войны Русского археологического института в Константинополе. В 1912—1922 гг.
он был профессором и деканом историко-филологического факультета Петербургского (затем – Петроградского) педагогического института. С того же 1912 года по 1925 год А.А. Васильев был профессором Петроградского (затем Ленинградского) университета. Кроме того А.А. Васильев работал в РАИМК-ГАИМК[9], где с 1919 г. занимал должность зав.
разрядом археологии и искусства Древнехристианского и византийского. В 1920—1925 гг. он был уже председателем РАИМК.
Нужно также отметить, что с 1919 г. А.А. Васильев был членом-корреспондентом Российской Академии наук. Без ссылок на источники авторы публикации писем М.И. Ростовцева к А.А. Васильеву сообщают, что постановлением Общего собрания АН СССР от 2 июня 1925 г. А.А. Васильев был исключен из АН СССР и восстановлен только посмертно, 22 марта 1990 г.[10].
В 1934 г. он был избран членом Югославской Академии наук. В последующие годы А.А. Васильев был также президентом института им. Н.П. Кондакова в Праге, членом американской Академии Средневековья и – в последние годы жизни – председателем Международной Ассоциации византинистов.
Переломным в жизни А.А. Васильева стал 1925 г., когда он поехал в официальную зарубежную командировку, не имея специальной мысли эмигрировать из России. Однако несколько встреч в Париже с М.И.
Ростовцевым, известным русским антиковедом, уехавшим из России вполне сознательно, решили судьбу А.А. Васильева. М.И. Ростовцев еще в 1924 г. предложил А.А.
Васильеву содействие в получении места в Висконсинском университете (Мадисон) в связи с тем, что сам М.И. Ростовцев переезжал из Мадисона в Нью-Хейвен[11].
А.А. Васильев согласился и, выехав летом 1925 г. в Берлин и Париж, во Франции сел на пароход до Нью-Йорка, имея официальное приглашение на год от Висконсинского университета. Осенью того же 1925 г. он уже имел работу в Америке. Сохранившиеся в Архиве С.А. Жебелева и других ученых письма А.А. Васильева показывают в то же время, что сам А.А.
Васильев регулярно продолжал обращаться с просьбами через С.А. Жебелева о предании своему статусу официального характера – он просил об официальном продлении своей командировки. Просьбы его удовлетворялись Наркомпросом и подтверждались Академией наук. Однако в конце концов 1 июля 1928 г. было признано предельным сроком продления его командировки. А.А.
Васильев не вернулся ни к этому сроку, ни когда-либо позже. Письмо С.А. Жебелеву, в котором он объяснял причины этого, выглядит очень дипломатично, мягко, но, скорее всего, не раскрывающим основного[12], ибо слова А.А.
Васильева о заключенных контрактах, наладившейся работе, об отсутствии заработка в Ленинграде имеют, бесспорно, отношение к сложившейся ситуации[13], но кое-что оставляют и в тени.
Ввиду того, что архив А.А. Васильева находится в США, здесь мы невольно вступаем в область предположений. Однако для характеристики его как человека крайне важно, по меньшей мере, попытаться ответить, почему А.А. Васильев принял приглашение М.И.
Ростовцева о работе в Мадисоне и почему он в конце концов остался в США.
Возможностей судить об этом немного и все же несколько тонких, ехидно-иронических замечаний в тексте его «Истории Византийской империи» (например, о славянофильстве в СССР после второй мировой войны) позволяют утверждать, что вся идейная и политическая обстановка в СССР была А.А.
Васильеву глубоко чужда. Легкость, с которой А.А. Васильев решился на переезд в Америку, во многом объясняется также и тем, что его не удерживали семейные узы. Судя по имеющимся документам, у него были брат и сестра, однако всю жизнь он оставался холостым[14].
вернуться
По причинам, излагаемым ниже, его имя замалчивалось.
вернуться
При написании этой статьи использованы следующие два издания: И.В. Куклина. А.А. Васильев: «труды и дни» ученого в свете неизданной переписки. – В кн.: Архивы русских византинистов в Санкт-Петербурге. Под ред. И.П. Медведева. СПб., 1995, с. 313—338. Sirarpie Der Nersessian. Alexander Alexandrovich Vasiliev.
Biography and Bibliography. – Dumbarton Oaks Papers, vol. 9—10. Washington (D.C.), 1956, Pp. 3—21. В советские времена об А.А. Васильеве была опубликована краткая, благожелательно-нейтральная заметка в первом издании БСЭ (т. 9, М., 1928, с. 53—54), и небольшая статья И.П.
Медведева в следующем издании: Славяноведение в дореволюционной России. Биобиблиографический словарь. М., 1979, с. 92—94. Последние работы об А.А. Васильеве: Г.М. Бонгард-Левин, И.В. Тункина. М.И. Ростовцев и А, А. Васильев (новые архивные материалы) – ВДИ, 1996, N 4, с. 168—188; их жe. М.И. Ростовцев и А.А.
Васильев: Шесть десятилетий дружбы и творческого сотрудничества. – В изд.: Скифский роман. Под общ. ред. Г.М. Бонгард-Левина. М., 1977, с. 259—289. Эти публикации дают больше ценного, нового материала для характеристики жизни и научного творчества М.И. Ростовцева, чем А.А. Васильева. Письма М.И. Ростовцева к А.А.
Васильеву приведены полностью, тогда как письма А.А. Васильева к М.И. Ростовцеву лишь кратко цитируются.
вернуться
В научном плане именно В.Г. Васильевский был учителем А.А. Васильева.
вернуться
История византийско-арабских отношений оставалась одним из важнейших направлений научной деятельности А.А. Васильева.
вернуться
Во втором случае издание подготовлено совместно с И.Ю. Крачковским. Подробная информация о самих изданиях – ниже, в списке работ А.А. Васильева.
вернуться
См.: Г.М. Бонгард-Левин, И.В. Тункина. М.И. Ростовцев и А.А. Васильев… с. 174.
вернуться
Полное описание издания – ниже в библиографическом списке
вернуться
Ныне Тартуского (в Эстонии).
вернуться
Официальное название учреждения, ставшего несколько позже Институтом археологии Академии наук. РАИМК – Российская Академия Истории материальной культуры; ГАИМК – Государственная Академия истории материальной культуры.
вернуться
Г.М. Бонгард-Левин, И.В. Тункина. М.И. Ростовцев и А А Васильев… с. 170.
вернуться
Об обстоятельствах, приведших к отъезду А.А. Васильева, см.: Г.М. Бонгард-Левин, И.В. Тункина. М.И. Ростовцев и А.А. Васильев…
вернуться
См. подробно: И.В. Куклина. А.А. Васильев: «труды и дни» ученого в свете неизданной переписки. В кн.: Архивы русских византинистов в Санкт-Петербурге. Под ред. И.П. Медведева. СПб., 1995, с. 318.
вернуться
Даже по письмам А.А. Васильева видно, что все проблемы с его трудоустройством в Ленинграде могли быть разрешены в случае его возвращения в Ленинград. См. указанную в предыдущем примечании статью, с. 317: «…в АИМК я не утвержден членом до моего возвращения».
вернуться
По собственному признанию А.А. Васильева, он в жизни много времени отдавал женщинам, временами даже слишком много (И.В. Куклина. А.А. Васильев: «труды и дни» ученого в свете неизданной переписки. С. 335). Анализ этой стороны его жизни лежит за пределами наших возможностей и интересов.
Источник: https://www.litmir.me/br/?b=29067&p=46
Империя от времени Константина до Юстиниана Великого
Империя от времени Константина до Юстиниана Великого / История Византии
2.9. Церковь и государство в конце IV века
Феодосии Великий и торжество христианства. При преемнике Юлиана Иовиане (363-364), убежденном христианине в никейском смысле, христианство было восстановлено. Но последнее обстоятельство не обозначало гонений против язычников, опасения которых, при вступлении на престол нового императора, оказались неосновательными.
Целью Иовиана было установить в государстве порядок, существовавший до Юлиана. Была объявлена свобода совести. Он разрешил открыть языческие храмы и приносить жертвы. Несмотря на свои никейские убеждения, Иовиан не принимал принудительных мер против других церковных партий.
Христианские изгнанники различных направлений вернулись из ссылки. Лабарум снова появился в войсках.
Иовиан правил всего несколько месяцев, но его деятельность в области церкви оставила немалое впечатление, и христианский историк арианского направления, писавший в V веке, Филосторгий, отметил: «Иовиан восстановил в церквах прежний порядок, избавив их от всех оскорблений, какие нанес им Отступник».
Иовиан внезапно умер в феврале 364 г. Его преемниками стали два брата — Валентиниан I (364-375) и Валент (364-378), которые разделили управление империей. Валентиниан стал правителем западной половины империи, Валенту доверили управлять восточной. Братья в делах веры придерживались разных направлений: в то время как Валентиниан был горячим сторонником никеизма, Валент был арианин.
Но никеизм не делал Валентиниана нетерпимым, и в его время фактически существовала наилучшая, наиболее гарантированная свобода совести. В начале правления им был издан закон, «на основании которого каждому предоставлялась свободная возможность почитать то, что он имеет в душе». Язычество пользовалось полной терпимостью.
Но несмотря на это Валентиниан целым рядом мер показал, что он был христианским государем; так, например, он восстановил привилегии, дарованные духовенству Константином Великим. По иному пути пошел Валент.
Сделавшись сторонником арианского направления, он нетерпимо относился к другим христианам, и хотя его гонение не отличалось особой суровостью и систематичностью, тем не менее население восточной половины империи переживало при нем очень тревожные времена.
Во внешних делах братьям пришлось вести упорную борьбу с германцами. Валент преждевременно погиб во время своей кампании против готов.
На Западе Валентиниану I наследовали его сын Грациан (375-383) и одновременно провозглашенный войском сводный брат последнего, четырехлетний Валентиниан II (375- 392). После же смерти Валента (378 г.
) Грациан назначил августом Феодосия, которому поручил управление восточной половиной империи и Иллирик.
Если не считать безвольного и юного Валентиниана II, не игравшего роли, но склонного к арианству, государство при Грациане и Феодосии совершенно определенно сошло с пути религиозной терпимости и перешло на сторону никейского символа.
Особенно крупное значение имел в этом вопросе государь восточной половины империи Феодосии, прозванный Великим (379-395), с именем которого всегда связывается представление о торжестве христианства.
При таком направлении о терпимости к язычеству не могло быть и речи.
Фамилия Феодосия выдвинулась во второй половине IV века благодаря его отцу, также Феодосию, который был одним из блестящих полководцев на Западе во время Валентиниана I. До получения им высокого ранга августа Феодосии лишь слегка интересовался христианскими идеями, однако на следующий год после назначения он был крещен в Фессалонике епископом города Асхолием, сторонником никеизма.
На долю Феодосия выпало две трудные задачи: 1) установить единство внутри империи, раздираемой религиозными смутами благодаря существованию многочисленных религиозных партий разнообразных направлений и 2) спасти империю от упорного натиска варваров-германцев, а именно готов, которые ко времени Феодосия грозили самому существованию государства.
Как известно, при предшественнике Феодосия на Востоке, Валенте, арианство играло преобладающую роль. С его смертью, особенно при временном до избрания Феодосия отсутствии власти, религиозные споры снова разгорелись и принимали иногда очень грубые формы. Особенно отзывались эти тревожные настроения Восточной церкви в Константинополе.
Догматические споры, выйдя за пределы тесного круга духовенства, захватили все тогдашее общество, проникли в толпу, на улицу. Вопрос о природе Сына Божия, уже с половины IV века, с необыкновенной страстностью обсуждался повсюду: на соборах, в церквах, во дворце императора, в хижинах отшельников, на площадях и рынках.
Григорий, епиксоп Нисский, не без сарказма пишет во второй половине IV века создавшемся положении следующее: «Все полно таких людей, которые рассуждают о непостижимых предметах, — улицы, рынки, площади, перекрестки; спросишь, сколько нужно заплатить оболов, — (в ответ) философствуют о рожденном и нерожденном; хочешь узнать о цене хлеба, — отвечают: Отец больше Сына; справишься, готова ли баня, — говорят: Сын произошел из ничего «.
При вступлении на престол Феодосия обстоятельства изменились. Прибыв в Константинополь, он предложил арианскому епископу отречься от арианства и примкнуть к никейству. Однако, епископ отказался исполнить волю Феодосия и предпочел удалиться из столицы за городские ворота, где и продолжил арианские собрания. Все константинопольские церкви были переданы никейцам.
Перед Феодосием стоял вопрос об урегулировании отношений к еретикам и язычникам. Еще при Константине Великом католическая (т. е. вселенская) церковь (ecclesia catholica) противополагалась еретикам (haeretici).
При Феодосии же отличие кафолика от еретика было окончательно установлено законом, а именно: под кафоликом стал разуметься сторонник никейской веры; представители других религиозных направлений были еретиками.
Язычники (pagani) стояли особо.
Объявив себя убежденным никейцем, Феодосии открыл ожесточенную борьбу с еретиками и язычниками; причем наказания, налагаемые на них, постепенно усиливались. На основании указа 380 г. только те, кто согласно апостольскому наставлению и евангельскому учению верят в единое Божество Отца, Сына и Св.
Духа, должны называться кафолическими христианами; все же прочие, эти «сумасбродные безумцы», придерживавшиеся «позора еретического учения «, не имели права называть свои собрания церквами и должны были подвергнуться строгим наказаниям.
Этим указом Феодосии, по словам одного исследователя, «первый из государей от своего лица, а не от лица Церкви, регламентировал кодекс христианских истин, обязательных для подданных».
Несколько указов Феодосия запрещают еретикам все религиозные собрания публичного или частного характера; допускались только собрания приверженцев никейского символа, которым должны быть переданы церкви в столице и во всем государстве. Еретики подвергались серьезным ограничениям в гражданских правах, например в области завещаний, наследства.
Желая внести мир и согласие в христианскую церковь, Феодосии созвал в 381 году в Константинополе собор при участии лишь представителей восточной церкви, который известен под названием второго Вселенского собора. Ни об одном из вселенских соборов мы не имеем столь скудных известий; деяния (акты) его неизвестны.
Он вначале не признавался даже Вселенским собором, и только на Вселенском соборе 451 года получил официально санкцию собора Вселенского. Главным вопросом второго собора в области веры был вопрос о ереси Македония, который, продолжая идти по пути дальнейшего развития арианства, доказывал творение Св. Духа.
Собор, установив учение о единосущии Св. Духа с Отцом и Сыном и осудив ересь Македония (македонианство) и целый ряд других находившихся в связи с арианством ересей, подтвердил никейский символ об Отце и Сыне и добавил к нему часть о Св. Духе. Этим добавлением был утвержден догмат о равенстве и единосущии Св. Духа с Отцом и Сыном.
Однако благодаря скудости и неясности известий об этом соборе в науке некоторыми западными учеными было высказано сомнение по поводу константинопольского символа, сделавшегося не только господствующим, но и официальным символом у всех христианских исповеданий, несмотря на всё разнообразие их догматики.
Стали утверждать, что данный символ не принадлежал трудам второго собора, который не составлял и не мог составлять его, — что он является «апокрифом»; другие говорили, что символ был составлен или раньше, или после второго собора.
Большинство же, особенно русские церковные историки, доказывает, что константинопольский символ был действительно составлен отцами второго собора, но стал особенно известным после победы православия на Халкидонском соборе.
Второй же собор установил для константинопольского патриарха право чести в отношении римского епископа. Третий канон собора гласит: «Константинопольский епископ да имеет преимущество чести после римского епископа, так как Константинополь есть новый Рим».
Итак, константинопольский патриарх занял среди патриархов второе место после римского епископа; с подобным отличием его не могли сразу согласиться другие, более древние восточные патриархи.
Интересно отметить аргументацию третьего канона, который определяет церковный ранг константинопольского епископа гражданским положением города, как столицы империи.
Избранный на константинопольскую епископскую кафедру Григорий Назианзин (Богослов), игравший видную роль вначале правления Феодосия в столице, не будучи в состоянии справиться с многочисленными враждовавшими на соборе между собой партиями, скоро вынужден был оставить кафедру и удалился с собора, а затем и из Константинополя. На его место был избран Нектарий, человек светский, не обладавший глубокими богословскими познаниями, но умевший ладить с императором. Нектарий и сделался председателем собора. Летом 381 года собор окончил свои заседания.
Что касается отношения Феодосия вообще к духовенству, т. е. духовенству кафолическому (никейскому), то он сохранял, а иногда и расширял привилегии епископов и клириков в области личных повинностей, суда и т. д. дарованные им при предшествовавших императорах; причем он старался, чтобы подобные привилегии не отзывались вредно на государственных интересах.
Так, одним эдиктом Феодосии наложил на церковь несение чрезвычайных государственных повинностей (extraordinaria munera).
Причем был ограничен обычай, ввиду частых злоупотреблений, прибегать к церкви, как убежищу, спасавшему преступника от преследования власти; например, государственным должникам было запрещено искать спасения от долгов в храмах, а духовенству скрывать их.
Феодосии, стремившийся самовластно распоряжаться церковными делами и вообще успевавший в этом, столкнулся, однако, с одним из выдающихся представителей западной церкви, с епископом медиоланским Амвросием, из-за избиения в Фессалонике.
В этом многолюдном и богатом городе, благодаря бестактности начальника германцев, многочисленные отряды которых были там расквартированы, произошел мятеж населения, выведенного из себя насилием варваров. Германский начальник и многие германцы были перебиты.
Разгневанный Феодосии, расположенный к германцам, которых он принимал в свои войска, отомстил Фессалонике кровавым избиением ее жителей, без различия пола и возраста; приводили в исполнение приказ императора германцы. Но этот ужасный поступок Феодосия не прошел даром и для него.
Амвросий отлучил от церкви императора, который, несмотря на свою власть и могущество, должен был всенародно исповедать свой грех, смиренно выполнить наложенную на него Амвросием епитимью и не носить во время нее царских облачений.
Феодосии и Амвросий являлись представителями различных точек зрения на отношения между церковью и государством. Первый стоял за господство государства над церковью; второй полагал, что церковные дела лежат вне компетенции светской власти.
Ведя беспощадную борьбу против еретиков, Феодосии открыл решительные действия и против язычников.
Рядом указов император запретил жертвоприношения и гадания по внутренностям жертвенных животных, доступ в языческие храмы; ввиду этого храмы закрывались; их здания иногда служили государственным потребностям; иногда же языческие храмы со всеми заключавшимися в них богатствами и памятниками искусства подвергались разрушению со стороны фанатически настроенной толпы. Особенно известен факт разрушения в Александрии знаменитого храма бога Сераписа, Серапия, остававшегося центром языческого культа в этом городе. Последний закон Феодосия против язычников, изданный в 392 году, окончательно запрещавший жертвоприношения, возлияния, воскурение фимиама, развешивание венков, гадания и называвший прежнюю религию языческим суеверием (gentilicia superstitio), объявляет всех преступивших данный эдикт виновными в оскорблении величества и религии и грозит строгими карами. Один историк называет эдикт 392 года «похоронной песней язычества». Им заканчивается борьба Феодосия с язычеством Востока.
В западной части империи из борьбы императоров Грациана, Валентиниана II и Феодосия особенно известен факт удаления из здания римского сената статуи Победы. Сенаторы, остававшиеся еще наполовину язычниками, видели в насильственном удалении статуи Победы гибель прошлого величия Рима.
К императору был направлен язычник, известный оратор Симмах, с запиской о возвращении статуи в сенат, — с этой, по выражению Ф. И. Успенского, «последней песней умирающего язычества, которое робко и жалобно просит милости у юного императора (т. е.
у Валентиниана II) в пользу религии, которой его предки обязаны славой и Рим — своим величием». Миссия Симмаха не удалась: победу одержал вметавшийся в это дело епископ медиоланский Амвросий. В 393 году в последний раз были отпразднованы Олимпийские игры.
В числе других античных памятников знаменитая статуя Зевса работы Фидия была перевезена из Олимпии в Константинополь.
Религиозная политика Феодосия отличается от таковой же политики его предшественников. Последние, встав на сторону того или другого христианского направления, или язычества, как Юлиан, все-таки придерживались в известной степени терпимости по отношению к другим направлениям; de jure равенство религий существовало.
Феодосии встал на иную точку зрения. Избрав никейскую формулу как единственно правильную, он утвердил ее законом, наложив полный запрет на другие религиозные направления в христианстве и на язычество.
В лице Феодосия на римском престоле сидел император, считавший церковь и религиозные убеждения своих подданных входящими в область его полномочий. Несмотря на все это Феодосию не удалось разрешить религиозный вопрос так, как он желал, т. е. создать единую никейскую церковь.
Религиозные споры, не только продолжаясь, но и умножаясь и разветвляясь, создали в V веке условия для бурной и кипучей религиозной жизни. В отношении же язычества Феодосии одержал полную победу. При нем было, действительно, торжество христианства.
Язычество, потеряв всякую возможность так или иначе проявлять открыто свои религиозные чувства, окончило свое существование как организованное целое. Язычники, конечно, остались; но это были уже отдельные семьи, отдельные лица, хранившие в тайне дорогие им заветы умершей религии.
Известную афинскую языческую школу Феодосии не тронул; она продолжала существовать, поддерживая знакомство слушателей с произведениями античной литературы.
По материалам книги А.А. Васильева «История Византийской империи»
Рекомендуем ознакомится: http://www.byzantium.ru
Источник: http://worldunique.ru/punkt-1/istoriya-stran/28823-imperiya-ot-vremeni-konstantina-do-yustiniana-velikogo