Каковы причины кризиса исторической науки в современной россии?

Каковы причины кризиса исторической науки в современной России?

Мировая историческая наука прошла в своем развитии долгий и тернистый путь. В XX столетии она переживает серьезные трудности.

Историки XIX века, видевшие свою цель в беспристрастном описании фактов, не смогли предсказать мировые войны, социальные катаклизмы, крушение империй и другие события, потрясшие цивилизацию и изменившие ее облик.

Поэтому историю, которую Цицерон называл «учительницей жизни», все чаще обвиняют в том, что «она учит только тому, что ничему не учит». Широкое распространение получили утверждения, что история не наука, а «служанка политики», «девушка для всех».

Однако было бы неправильным искать причины разочарования в познавательных возможностях исторической науки лишь в заблуждениях и расхожих стереотипах, свойственных современному обывателю.

Усложнение общественной жизни, возрастание динамизма социальных и экономических процессов, неоднозначные изменения, происходящие в духовной сфере, потребовали адекватной реакции со стороны ученых-историков, но она явно запоздала.

Научно-технические революции XX века вызвали бурный прогресс во всех областях научного знания. На этом фоне история с ее описательностью и приверженностью традиционным научным методам прогрессировала значительно медленнее, чем естествознание, техника и даже некоторые гуманитарные науки.

Таким образом, кризис исторической науки имеет международный характер и вызван объективными причинами. Однако кризис исторической науки в современной России связан прежде всего с особенностями социально-политического развития страны в последние десятилетия.

Отечественная историография имеет замечательные традиции. Временем расцвета исторической науки в России стал XIX век. В историю российской науки и культуры золотыми буквами вписаны имена выдающихся историков Н. М. Карамзина, С. М. Соловьева, В. О.

Ключевского, И. Е. Забелина и др. Они придерживались разных философских взглядов и отстаивали различные исторические концепции. Некоторые научные оценки, содержавшиеся в их трудах, устарели.

Но без них невозможно представить великую, русскую культуру XIX столетия.

Октябрьская революция 1917 года прервала связь поколений в отечественной исторической науке. Многие известные историки оказались в эмиграции. В 1922 году по приказу В. И. Ленина из России было выслано более 100 представителей интеллигенции.

Изгнанники были уведомлены, что возвращение в Советскую Россию будет означать для них смертную казнь. Однако и за рубежом они сохранили любовь к Отечеству и острый интерес к его истории.

В среде русской эмиграции трудились талантливые ученые, создавшие интересные исследования по отечественной истории, но­на родине их имена были преданы забвению.

Многие историки старой школы, оставшиеся в России, стали жертвами репрессий. В конце 1929 —начале 1930 г. было сфабриковано так называемое «дело Платонова—Богословского», по которому проходили 115 человек.

Платонов, Е. В. Тарле, Ю. В. Готье„ Н. П. Лихачев и др. Часть репрессированных ученых не вернулись из заключения и ссылки. С. Ф. Платонов умер в 1933 г. от острой сердечной недостаточности в Самаре. Другие, как, например, Е. В. Тарле и Б. Д. Греков были освобождены и смогли продолжить научную деятельность.

Но они понимали, что любое неосторожное слово или смелый научный вывод могут привести к новым репрессиям.

На смену историкам старшего поколения пришли партийные публицисты, а затем молодые историки, получившие образование и сформировавшиеся как личности при советской власти. Для подавляющего большинства из них были характерны разрыв с традициями русской классической историографии и нигилистическое-отношение к трудам западных историков.

В сталинские времена за них расплачивались свободой или даже жизнью, позднее — научной карьерой и возможностью, заниматься исследовательской деятельностью. Научные дискуссии по кардинальным проблемам мировой и отечественной истории искусственно прерывались, а ученым насильственно навязывались удобные для господствовавшего политического режима выводы.

Историкам был закрыт доступ к очень важным комплексам архивных документов, прежде всего связанным с новейшей историей нашей страны. Исторические труды подвергались жесткой цензуре.

В этих условиях изменилась роль истории в обществе. Она уже не являлась частью отечественной культуры. Более того, она стала утрачивать важнейшие черты научного знания. Господствовавший политический режим не интересовала историческая истина. Она зачастую была для него даже опасна.

История была нужна ему не столько как наука, сколько как мощное идеологическое оружие. В результате советские историки, особенно посредственные, превращались из ученых в марксистских пропагандистов. Восторжествовал лозунг, провозглашенный одним из основателей большевистской историографии М. Н.

Покровским: «История — это политика, опрокинутая в прошлое». В стране издавалось большое количество исторических книг, защищались многочисленные диссертации, в которых действовали безликие «народные массы», где все определялось развитием «производительных сил», а революции выполняли роль «локомотивов истории».

Повсеместное использование подобных штампов не только не осуждалось, но всячески поощрялось. В то же время целые направления исторической науки практически не разрабатывались. Вне поля зрения историков оставались история религии и церкви, проблемы массового сознания, быт и нравы людей прошлого.

Многие страницы отечественной истории, особенно советского периода, грубо фальсифицировались. Однако все вышесказанное не означает, что в советский период не было создано ничего положительного. Даже в самые трудные времена в России трудились честные и талантливые ученые.

Интересные, хотя и очень спорные книги по истории средневековой Руси принадлежат перу Л. Н. Гумилева. Глубокие исследования, посвященные эпохе Московского царства, создали А. А. Зимин, В. Б. Коорин, Р. Г. Скрынников. Увлекательные сочинения по истории России XVIII века написали Е. В. Анисимов, Н. И. Павленко, Н. Я. Эйдельман.

Признанными специалистами по истории международных отношений и внешней политики России являлись Е. В. Тарле и А. 3. Манфред. Перечень этот можно продолжить. Но официальную историческую науку олицетворяли другие имена.

Начавшись с пересмотра локальных, хотя подчас и очень важных эпизодов недавнего прошлого, именовавшихся «белыми пятнами», «гласность» привела к тотальному пересмотру концептуальных основ истории Отечества. Однако написание «новой истории» невозможно по мановению волшебной палочки. Разработка научных концепций требует времени и огромных усилий.

Поэтому возник опасный разрыв между всплеском общественного интереса к отечественной истории и неспособностью историков-профессионалов удовлетворить этот интерес. Образовавшийся вакуум заполнила историческая публицистика. По словам молодых, но уже известных ученых Г. Бордюгова и В.

Козлова, все стали историками: «Драматурги пишут историческое эссе, а кинорежиссеры делятся своими мыслями о злых гениях русской истории. Кинооператоры создают исторические паноптикумы, а звезды эстрады рассказывают о судьбах русской интеллигенции. Все уже всё знают, все всё понимают и ко всему прикладывают политический аршин».

Но, разрушив прежние идеалы, публицистика не смогла создать новые духовные ценности. По признанию тех же авторов, «мы так усердно заполняли «белые пятна» прошлого, что даже не заметили, как в один прекрасный момент остались не только без «белых пятен», но и без прошлого вообще».

Длительное сохранение подобной ситуации чревато утратой нравственных ориентиров и культурной деградацией общества. Однако не менее опасными являются попытки взамен обанкротившихся идей внедрить в общественное сознание новые мифы, созданные под воздействием современной политической конъюнктуры. Переиздание трудов Н. М. Карамзина, В. О. Ключевского, С. М.

Соловьева и других выдающихся историков России является благородным делом. Но таким путем нельзя преодолеть кризис исторического сознания в российском обществе. За минувшее столетие мировая историческая мысль, несмотря на все трудности, сделала значительный шаг вперед. Неразумно пренебрегать ее достижениями.

Кроме того, каждое поколение должно искать свои ответы на мучительные вопросы общественного бытия. Следовательно, профессиональный и патриотический долг историков заключается в том, чтобы предложить новую, глубоко научную, опирающуюся на достижения мировой науки и традиции отечественной историографии концепцию исторического прошлого России.

Источник: https://histerl.ru/vse_mareriali/voprosi_otveti/kakovi_prichini_krizisa_istoricheskoi_nauki_v_sovremennoi_rosii.htm

Каковы причины кризиса исторической науки в современной России? — история России

Переживает ли кризис современная историческая наука? Кризис на лицо — крах идеологий, угроза гибели человечества в огне ядерного апокалипсиса вызвали растерянность многих историков.

Падение авторитета научного знания способствует подрыву веры в идею прогресса исторической науки. Уменьшение финансирования на науку приведут к кризису, так как обновление можно будет ожидать толь ко от молодого поколения ученых.

Время между двумя мировыми войнами — наиболее продуктивный и творческий период истории нашей професии.

Обновление исторических знаний Стоун видит в изменении взгляда с «окружающих человека обстоятельствах» на человека в конкретных обстоятельствах. Франция является родиной «Новой исторической науки», в которой произошло раздробление истории — утрата целостности.

Рассмотрим два периода:

«Хрущевский» — 50-60 гг напряженный интерес к теории и методологии общественных наук, кружки, диспуты, публикации статей, сейчас подобного не наблюдается, методологическая мысль парализована.

Расчищены завалы догматизма, но в рамках марксистской концепции истории: исторический процесс — смена социально экономической формации, центральный тезис классовая борьба. Марксизм имеет предельные познания. Став на позиции всеобщей познавательности, разумно и логично Маркс отверг теорию познания о границах человеческого разума.

Эти границы, отделяющие «мир в себе» от познающего субъекта, подлежат осознанию исследователя. Кант — первый счел невозможным говорить о бытие без предварительного упоминания о познающем субъекте. Обнаружена исключительная сложность исторического познания.

Марксистко-Гегелевский подход к историческому познанию закрыл доступ к наиболее интересной методологии направлению в исторических науках XX века. Научная ревизия показала кризис марксизма как учения. Мы оказались на руинах общественного строя на базе Марксизма, источника трагедии миллионов.

Деятели 80 годов — старая идеология пала, а новая не сформировалась, пустота заполнилась нежелательным содержанием. Темы в основном касаются развития и смены формации. Методология социализма легко подменяла процесс жизни людей общественными, политическими, социальными исследованиями, жизнь человека рассматривалась, как бесконечно малая величина.

Если признать человека — содержанием исторического процесса надо пересматривать истории. Марксизму не нужна наука о культуре и проникновение во внутренние причины поведения людей.

Первый этап исследования — формулировка проблемы, история — плод активной целенаправленной работы историка. Когда поставлена проблема — устанавливается контакт с прошлым: историческими источниками и историческими фактами.

Историк углубляется со своими вопросами в источник — получает сведения, создается плодотворное взаимодействие: диалог между историком и людьми прошлого. Исторический памятник — их мысли и намерения.

Задавая вопросы историк получает ответы иногда неожиданные.

Исторический контекст зависит от того, в какой системе связи это явление рассматривается.

Например — у скифов золото и серебро не богатство, а амулеты удачи ивезения, они их прятали для жизни после смерти.

Привычные схемы и объяснения Марксом позитивной историографии не способны включить в себя элементы исторического синтеза, который мог объединить идеальное и материальное в их взаимном переплетении.

Историки марксизма довольствуются информацией об источнике, если он отвечает требованиям внешней критике, они не задумываются над картиной мира существующей в сознании создателя памятника. Первый пласт — аспекты сознания автора, правило изложения исторических фактов.

В рамках исторического подхода все направления (экономика, социология) фокусируются на сознании человека, на его представлении о себе, о мире, об обществе. Хозяйственная деятельность, политические факты, религиозная жизнь входят в контекст исторического исследования.

Любой род деятельности окрашен психологией человека и получает отпечаток его взглядов на мир и на его эмоции.

«Новая истрическая наука» или школа «Аналов» принципы сформулировала Блоком и Февром — крупными французскими историками нашего столетия. Глава этого направления 50-70 гг — Бродель несколько отошел от намеченного курса — история экономики и материализм цивилизации.

Подлинный переворот в профессии историка заключается в новой концепции деятельности самого историка, коренном изменении отношения и деятельности самого историка к объекту исследования.

Противопоставление Февра традиционному историческому повествованию — историческая проблема. Историческое отражение содержания источника, которое он принимает за подлинное содержание истории.

Блок считает, что историк действует максимально активно, ставит проблемы и доминирует в отборе материалов и угле зрения, его активное включение в современную жизнь и та картина, которая отделяет события от современности, определяет вопросы к людям прошлого (о глубине проблемы культуры).

Социальная значимость професси историка — установление контакта с людьми минувших времен и в этом диалоге — смысл деятельности историка.

Блок-патриот, погиб от рук фашистов. Февр и Блок отчетливо понимали историка с современностью, которая дает исторические критерии его научного анализа. Историки отражали историческую деятельность, включая поправки современного мира.

Ранке-история обнаруживает свою двусмысленность. Его называли большим окуляром, через его труды можно разглядеть подлинные черты прошлого. Историк познает истину весьма сложного состава, он способен восстановить окружающие моменты исторической жизни в неискаженном виде.

Исторические исследования накапливают ранние знания и способны передавать накопления ученых о той или иной эпохи момента в соответствии с картиной мира.

Принадлежности историка к обществу и присущее ему мировозрение является необходимым условием познания им прошлого.

Исторические проблемы радикально отличаются от истории, основное отличие в роли историка, его осмыслении, понимании особенностей науки о культуре и их противоположность методам наук о природе, неодушевленных и лишенных высших форм сознания.

При данном подходе понятия современной науки сливаются с мнениями людей другой эпохи, происходит расшифровка языка чужой культуры, ее собственных понятий и специфики логики.

Рассмотрим работы Рабле — исследованеи не ограничивается анализом романов (Рабле нападает на церковь, а не на христианство), в то время не могли существовать подобные мировозрения, не нуждающиеся в идее Бога.

Этот вопрос намерен изучить Февр и привлекает различные источники, умственные способности людей XVI столетия, изучает образ жизни, психологию, реакции людей. Он приходит к заключению, что этого не могло быть.

Февр создает понятие, чтобы уловить симптомы явной логики культуры другой эпохи, нужен метод исследования глубоких слоев сознания людей иных эпох и культур. К историческим источникам предъявляются новые требования.

Чтобы проникнуть в сознание людей минувших эпох необходимо расширить круг исторических источников, которые дают ответы, необходимо ориентироваться в соседних науках. Социальное поведение людей отчасти диктуется их материальным интересом и социальным положением, в ограниченной степени религиозным, этническим, образованием, половозрастными принадлежностями.

Общество живет в двух измерениях — в материальном и мире воображения, разграничения вестма условно. В историческом труде присутствует картина мира историка и видение мира людьми изучаемой эпохи. У Маркса описывается история борьбы классов, борьба идеализма и материализма.

Это привело к утрате целостности истории общества и созрела потребность историческом синтезе.

Февр и Блок занимались проблемой исторического синтеза, разрабатывали методы синтетического подхода к пониманию и изображению общества и его развития,требовали резкого расширения кругозора, выхода за привычные рамки узкой специализации разделов истории.

Новая историческая наука — антропологическая история ориентирована центром внимания человека во всех его проявлениях от производственной деятельности до семейных отношений, от технологий до религии и быта жизни.

Критики в основном критикуют школу «Аналов», где где обнаружены новые тенденции — это кризис роста, так как наука, которая не ощущает кризиса находится в стагнации.

Кризис роста — не в количественных накоплениях, а в ломке привычных стериотипов и устоявшихся схем, происходит трансформация исследовательских методов и научных подходов. В центре кризиса стоит историк, ему надо менять свои методологические и гносеологические принципы и ориентации.

Источник:

О некоторых проблемах исторической науки в современной россии

Отгремели новогодние салюты, и пришла пора вернуться к обсуждению серьёзных вопросов исторической науки. На этот раз речь пойдёт о некоторых проблемах профессионально-исторического сообщества в современной России.

Несколько предварительных замечаний.

Во-первых я не буду сейчас говорить о тех проблемах исторической науки, которые связаны с общим положением в стране и состоянием современной отечественной науки в целом (недофинансирование, уход кадров (особенно молодых) и т. д.), равно как и о её «вечных» проблемах (работа историков «под заказ», необъективность в силу какой-либо предвзятости и т. д.

) — это всё итак понятно и обсуждать это [мне сейчас] неинтересно. Не будет сейчас речи и о широком распространении исторического фричества (эту проблему я в своём ЖЖ поднимал неоднократно.

Последний раз в этом посте (там же ссылки на предшествующие посты по этой тематике): ) — эта проблема в данном контексте неактуальна ибо не смотря на перипетии и системный кризис отечественной исторической науки, о котором у меня пойдёт речь, сообществу историков-профессионалов (проблемам которого и посвящён этот пост) удалось не допустить проникновения фриков в свои ряды (случаи, когда тот или иной «формальный» профессионал скатывался до уровня фрика [пока, во всяком случае], к счастью, немногочисленны и в силу этого какой-то особо серьёзной проблемы для исторической науки не представляют). У меня сейчас речь пойдёт о некоторых «внутренних» проблемах исторической науки.

Во-вторых я не претендую на какое-то исчерпывающее раскрытие темы. Мой взгляд [равно как и любой другой] субъективен и исходит прежде всего из моего собственного [довольно скромного пока ещё] опыта — я освещаю те проблемы, которые мне [по каким-то субъективным причинам] кажутся для современного российского исторического сообщества ключевыми.

В-третьих, поскольку я сам являюсь историком Древней Руси, ситуацию в современной российской исторической науке я буду освещать преимущественно в этой области.

Я думаю, однако, что ситуацию, сложившуюся в современной историографии Древней Руси вполне правомерно экстраполировать на ситуацию в других областях исторической науки, ибо она везде примерно одинакова. Где-то чуть лучше, где-то — чуть хуже, но в целом везде будет примерно одно и то же. Помня обо всём этом приступим.

Итак: 1) Как я уже сказал выше, есть все основания утверждать, что современная российская историческая наука пребывает в состоянии системного кризиса, выхода из которого пока, увы, не намечается. Более того — он далеко не всеми (мягк говоря) историками осознаётся.

А теми, кем осознаётся, зачастую осознаётся превратно, в силу чего не предлагается адекватных путей для его преодоления. В чём он выражается и каковы возможные пути выхода из него? Попробуем порассуждать об этом.

 Но не все [точнее — практически никто] верно эти события осмысляют и, соответственно видят верные пути выхода из образовавшегося теоретико-методологического вакуума. Это приводит к

— фактическому упадку интереса к теоретическим проблемам. Как верно констатирует в своей статье об С. В. Юшкове и его творческом наследии тульский историк А. В.

Журавель () «Недавнее крушение большевистской идеологии подтвердило как нельзя лучше тот факт, что так называемая марксистская историография была таковой только по фразеологии, а не по существу: если бы теоретическое наследие марксизма действительно было существенно для руководящих фигур современной исторической науки, то они организовали бы ряд теоретических дискуссий, задачей которых была бы выработка адекватной теоретической базы. Однако в новейших работах историков средневековой Руси произошло лишь одно видимое изменение — исчезли ссылки на классиков марксизма-ленинизма, а никакого интереса к теоретическим проблемам докапиталистических обществ не видно вообще». И далее, применительно уже к ситуации конкретно в историографии Древней Руси, учёный констатирует: «Применительно к историографии Киевской Руси это означает, что ждать существенных изменений в теоретической базе не приходится. Стало быть, будут сосуществовать представления о дофеодальном периоде и крупном частном землевладении как основе феодализма, с одной стороны, и о феодализме в древней Руси, основанном на верховной княжеской или государственной собственности на землю, с другой, а поиски комплексного теоретического подхода, который бы позволил сойтись крайностям, так и останутся в лучшем случае уделом одиночек, которые так и не будут услышаны большинством». 

Источник: https://valdvor.ru/bez-rubriki/kakovy-prichiny-krizisa-istoricheskoj-nauki-v-sovremennoj-rossii-istoriya-rossii.html

Глава 8. История в XX в.: кризисы и революции в историческом познании – с. 206-241

Как
бы ни были хронологически удалены
события, в действительности любая
история отсылает к нуждам ситуации
настоящего, вибрации которого помогают
услышать факты.

Бенедетто Кроче

На протяжении XX в.
историческая наука не раз претерпевала
радикальные изменения, которые ученые
назвали поворотами. Эти изменения
касались понимания предмета науки, ее
содержания, проблематики, методов
исследования и в конечном счете ее
профессионально-научного и социального
статуса.

Кризис историографии
в XX в. был связан со сменой научных
парадигм, принципов и методов познания,
а также с изменениями социального
статуса исторической науки. В любой
отрасли знания в какой-то момент возникает
ситуация, когда ее доминирующая научная
модель оказывается не в состоянии
объяснить полученные научным сообществом
новые результаты.

Усиливается разрыв
между эмпирическими данными науки и ее
теоретическими постулатами. Период
кризиса – это период ломки старой
парадигмы науки и активного поиска ее
нового образа, соответствующего
изменившимся реалиям.

Поэтому он
характеризуется острыми методологическими
дискуссиями, появлением конкурирующих
исследовательских стратегий, существенным
расширением самого познавательного
поля науки.

Кризис исторической
науки в XX в. являлся закономерным
следствием бурного развития исторического
познания предшествующего столетия, в
результате чего возникла острая
потребность привести теоретическое
знание об истории в соответствие с ее
значительно расширившейся эмпирической
базой.

Пересмотр старой
научной парадигмы начался уже на рубеже
XIX-XX вв. с утверждения принципиального
различия между историческим и
естественнонаучным познанием, что в
конце концов привело к радикальным
изменениям в самом образе истории.
Однако в первом десятилетии XX в.

Начавшийся на
рубеже веков методологический кризис
в годы войны получил колоссальный
импульс и превратился в общий кризис
исторической науки.

Будучи формой
самосознания общества, история чутко
реагирует на его проблемы, и чем эти
проблемы значительнее и острее, тем
масштабнее их влияние на состояние
науки. Вот почему проблема кризиса
исторической науки имеет еще и выраженный
социальный аспект, который существенно
осложняет и обостряет все его течение.

Потрясения начала века развеяли
оптимистическую уверенность в
безостановочном поступательном развитии
западной цивилизации, способной
гармонично решать все свои проблемы.
Рушилась теория прогресса, вновь
появилось стремление найти идеал в
прошлом.

Важную роль в пересмотре
основных принципов исторического
познания сыграл и произошедший в конце
XIX – начале XX в. переворот в научной
мысли – революция в физике.

Теория
относительности Альберта Эйнштейна и
другие великие открытия в физике и
математике обосновали новую, релятивистскую,
картину мира (пришедшую на смену
механистической), исходящую из признания
органической связи пространства и
времени с движением материи и вытекающего
отсюда вероятностного характера
естественнонаучных законов и,
соответственно, вероятностной,
относительной природы научной истины.

О глобальном значении
этой научной революции очень точно
сказал позднее Люсьен Февр; «Ясно как
день, что фактической отправной точкой
всех новых концепций, овладевших учеными
(или, вернее, исследователями, теми, кто
создает, кто движет вперед науку и чаще
всего бывает поглощен именно исследованиями,
а не их осмыслением), – этой отправной
точкой была великая и драматическая
теория относительности, потрясшая все
здание науки, каким оно представлялось
людям моего поколения в годы их юности»».

_____________________

*Февр Л. Бои за историю.
М., 1991. С. 32.

Источник: https://StudFiles.net/preview/5798006/page:43/

О некоторых проблемах исторической науки в современной россии

Отгремели новогодние салюты, и
пришла пора вернуться к обсуждению серьёзных вопросов
исторической науки. На этот раз речь пойдёт о некоторых проблемах
профессионально-исторического сообщества в современной России.

Несколько предварительных замечаний.

Во-первых я не буду
сейчас говорить о тех проблемах исторической науки, которые связаны
с общим положением в стране и состоянием современной отечественной
науки в целом (недофинансирование, уход кадров (особенно молодых) и
т. д.), равно как и о её «вечных» проблемах (работа историков «под
заказ», необъективность в силу какой-либо предвзятости и т. д.

) —
это всё итак понятно и обсуждать это [мне сейчас] неинтересно. Не
будет сейчас речи и о широком распространении исторического
фричества (эту проблему я в своём ЖЖ поднимал неоднократно.
Последний раз в этом посте (там же ссылки на предшествующие посты
по этой тематике): http://sverc.livejournal.com/14694.

html) — эта
проблема в данном контексте неактуальна ибо не смотря на
перипетии и системный кризис отечественной исторической науки,
о котором у меня пойдёт речь, сообществу
историков-профессионалов (проблемам которого и посвящён этот пост)
удалось не допустить проникновения фриков в свои
ряды (случаи, когда тот или иной «формальный» профессионал
скатывался до уровня фрика [пока, во всяком случае], к
счастью, немногочисленны и в силу этого какой-то особо
серьёзной проблемы для исторической науки не представляют). У
меня сейчас речь пойдёт о некоторых «внутренних» проблемах
исторической науки.

Во-вторых я не претендую на какое-то исчерпывающее раскрытие
темы. Мой взгляд [равно как и любой другой] субъективен и исходит
прежде всего из моего собственного [довольно скромного пока ещё] опыта — я освещаю те проблемы, которые мне [по каким-то
субъективным причинам] кажутся для современного российского
исторического сообщества ключевыми. В-третьих, поскольку я сам являюсь историком Древней Руси, ситуацию
в современной российской исторической науке я буду освещать
преимущественно в этой области. Я думаю, однако, что ситуацию,
сложившуюся в современной историографии Древней Руси вполне
правомерно экстраполировать на ситуацию в других областях
исторической науки, ибо она везде примерно одинакова. Где-то чуть
лучше, где-то — чуть хуже, но в целом везде будет примерно одно и
то же. Помня обо всём этом приступим. Итак: 1) Как я уже сказал выше, есть все основания утверждать, что
современная российская историческая наука пребывает в состоянии
системного кризиса, выхода из которого пока, увы, не намечается.
Более того — он далеко не всеми (мягк говоря) историками
осознаётся. А теми, кем осознаётся, зачастую осознаётся превратно,
в силу чего не предлагается адекватных путей для его преодоления. В
чём он выражается и каковы возможные пути выхода из него? Попробуем
порассуждать об этом.
2) Все
обычно констатируют, что российская историческая наука сейчас
переживает процесс некоей «ломки» и «перестройки», связанный с
падением [прежде для всех обязательной] марксистской идеологии, а точнее того, что под ней понималось
в СССР. Но не все [точнее — практически
никто] верно эти события осмысляют и, соответственно
видят верные пути выхода из образовавшегося
теоретико-методологического вакуума. Это приводит к

— фактическому упадку интереса к теоретическим проблемам. Как
верно констатирует в своей статье об С. В. Юшкове и его творческом
наследии тульский историк А. В. Журавель (http://www.hrono.ru/statii/2003/yushkov.

И не согласиться с этими словами сложно. Большинство
современных работ по истории Древней Руси находятся в полном
теоретическом вакууме — как их авторы понимают саму
древнерусскую государственность, в каком
сравнительно-типологическом ряду видят её место, как понимают
общественный строй Древней Руси и т. д. и т. п. — они почти
никогда не обозначают. Их работы находятся вне теорий полито- и
социогенеза. Понятно, что такая ситуация ненормальна — без решения
теоретических вопросов все конкретно-исторические построения
повисают в воздухе. При этом наибольшая проблема в том, что это
обстоятельство [в этом можно видеть своеобразную реакцию на
повышенный интерес к «теоретическим» проблемам в советской
историографии] далеко не всеми вообще осознаётся, что приводит к
консервации нынешнего состояния господства в историографии сугубо
«описательных» работ.  — огульному [или чаще выборочному — при котором отрицаются
достижения своих оппонентов, их учителей, или оппонентов своих
учителей] отрицанию достижений советской историографии.
Зачастую совершенно необоснованному и нередко комическому —
когда на ниве обличения «проклятого совка» наиболее усердствуют те
персонажи, которые в советское время были самыми рьяными певцами
«развитого социализма». Такое массовое «превращение Савлов в Павлы»
ничего кроме улыбки вызвать не может. И явно указывает на то, что
таким гражданам историческая истина (равно как и фундаментальные
вопросы теории исторической науки) до лампочки. Ещё более
комическое впечатление производят некоторые граждане молодого
поколения, которые на деле демонстрируют все худшие черты советской
науки, а «в теории» постоянно обличают её. 

— заполнению возникшего вакуума каким-то вершками западных теорий и
методик. К чему это приводит на деле хорошо показано в рецензиях А.
В. Журавеля на недавнюю книгу А. П.

Толочко (он хотя и украинец, но
вышел из той же «постсоветской шинели», что и наши историки) о
В. Н. Татищеве и его «Истории Российской» (http://www.hrono.ru/statii/2006/gerostrat.html)
и П. В. Лукина на работу его ученицы Т. Л.

Вилкул, посвящённой
древнерусскому вечу и его отношениям с князем (скачать можно здесь:
http://files.mail.ru/H408BZ).

Итак, подытожим сказанное в этом пункте: вместо серьёзного изучения
вопросов теории исторической науки историки ныне предпочитают
ограничиваться чисто описательными работами, огульным (и зачастую
вызывающим усмешку) отречением от прошлого (при этом оставаясь, в
сущности, на прежних позициях, из которых просто оказалось
выхолощено их теоретическое обоснование («марксизм»)) и
ухватыванием каких-то вершков сомнительных западных методик. Налицо
теоретико-методологический вакуум и перспектив выхода из него пока
не видно. Для начала было бы, видимо, неплохо чётко осознать
его, но и с этим серьезные проблемы.

3) Раскол единого научного пространства на множество квазигрупп:
научных коллективов, центров, школ и т. д., которые решительно не
хотят замечать и слышать друг друга.

Мне об этом как-то приходилось
говорить на круглом столе, проходившем на историческом факультете
Московского Педагогического Государственного Университета 14
сентября 2007 года (его материалы выложены здесь:
http://community.livejournal.com/rossica_antiqua/5738.html).

 Я на
том круглом столе поднял проблему недостаточной координации и
взаимосвязи между существующими на сегодняшний день научными
школами на примере тех, которые заняты изучением Древней Руси.

При этом отношения между разными научными школами и центрами
напоминают, зачастую, какое-то поле боя: их представители вместо
плодотворного и конструктивного диалога смотрят друг на друга,
зачастую, в «оптический прицел». Сопровождается это всё
заклинаниями типа: «наука — это только то, что делаем мы, а вот то,
что делают они — это чушь какая-то». Всё это было бы смешно, если бы не было так грустно. Ибо это,
во-первых, явно не способствует развитию науки, а во-вторых,
создаёт серьёзные препятствия на пути реализации крупных научных
проектов. Пока ситуация в исторической науке напоминает не круглый
стол, а какое-то подобие салуна на Диком Западе. В области
историографии Древней Руси ситуация видится особенно прискорбной.
Как решать этк проблему сказать сложно. Пока налицо как
тенденция к её усугублению, так и [в немногочисленных и
весьма отрадных случаях] к преодолению. Какая из них
со временем перевесит — покажет время. Видимо, решать её можно лишь
одним путём — созданием неких форумов и площадок, которые
могли бы стать доступны для учёных разных научных школ, центров,
мировоззрений и т. д.  

Некоторые шаги в этом направлении, кстати, были предприняты, что
по-своему, логично именно молодёжью, а именно научным комитетом
студенческого совета исторического факультета СПбГУ [в
том числе и автором этих строк], который стал регулярно проводить
два раза в год общероссийские форумы молодых учёных (мой отчёт
об одном из таких фоумов:

http://sverc.livejournal.com/1189.html).
Будем надеяться, что они помогут [особенно если другие ВУЗы
последуют нашему примеру] новому поколению историков
удастся успешно преодолеть этот раскол.
 
4) Кризис научной печати. Сейчас давно уже нет [реально
существовавшей в советское время] проблемы быть напечатанным. Есть
проблема быть услышанным. В советское время каждая публикация была
событием в научной жизни, а сейчас её [будь она хоть трижды
хорошей] могут просто не заметить — тиражи научной литературы
упали, а количество наименований, напротив, резко выросло
(всевозможные сборники ныне пекутся, как пирожки). Всё это помножим
на кризис библиотечной системы (в советское время практически любая
книга рассылалась по главным библиотекам страны, а ныне книги, в
лучшем случае, поступают лишь в несколько центральных библиотек).
Это приводит к тому, что многие (в том числе и самые
авторитетные) учёные вынуждены одну и ту же статью
печатать сразу в нескольких изданиях. Иначе её просто
не заметят.  Как решать эту проблему? Я возлагаю некоторые надежды на
«интернетизацию» — со временем все основные журналы и сборники
будут размещаться в Интернете, что облегчит знакомство с
публикуемыми там материалами. Плюс — необходимо определённое
[возможно, довольно серьёзное] сокращение изданий и повышение
научного уровня [и увеличение тиража] оставшихся (а вот с ним,
увы, проблемы. В том числе и в самых авторитетных [с советского
времени] журналах). 5) Резко усугубившийся [по сравнению с советским временем] разрыв
между Санкт-Петербургом и Москвой с одной стороны и всеми
остальными городами — с другой. Реально почти все научные
исследования сосредоточены в двух названных городах (в первую
очередь в СПбГУ, МГУ (в какой-то степени ещё в МПГУ, РГГУ и
ещё паре ВУЗов) и соответствующих Ин-тах РАН), а «провинциальные»
истфаки [за редкими отрадными исключениями] практически
не занимаются [да, зачастую и неспособны практически] серьёзными научными исследованиями, а лишь ретранслируют некие
[зачастую уже устаревшие и не отвечающему современному уровню] знания и представления.  Эта проблема [она не является проблемой собственно историков,
скорее идёт по разряду «общих», но в силу того, что е не уделяется
обычно должное внимание, решил вынести её на
обсуждение] видится одной из самых непростых в своём решении.
Вероятно следует создать какие-то механизмы для постоянного
«повышения квалификации» преподавателей провинциальных ВУзов в
СПбГУ, МГУ (и некоторых других ведущих московских и петербургских
ВУЗах) и Ин-тах РАН.  Пока всё. Будут новые мысли — будут новые посты. Для начала, думаю,
хватит для обсуждения и означенных проблем.

Кросс-пост в «Исторической кунсткамере»: http://community.livejournal.com/ist_freaks_ru/33034.html

Источник: https://yablor.ru/blogs/o-nekotorih-problemah-istoricheskoy-nauki-v-sovrem/150885

Главные причины экономического кризиса в России

Нарушение устоявшегося экономического состояния в конкретной стране или в мировом масштабе, которое характеризуется снижением разнообразных финансовых показателей и общего состояния экономики, принято называть кризисом.

Он приводит к массовым банкротствам предприятий, снижению уровня производства, ухудшению жизни населения.

Признаки и причины

Можно выделить основные признаки, характеризующие экономический кризис:

• спад производства;
• массовый рост безработицы;
• обесценивание национальной валюты;
• нарушение равновесия в финансовых сферах;
• несоблюдение баланса между спросом и предложениями в рыночных отношениях;
• снижение платёжеспособности населения;
• спад ВВП;
• отток иностранного капитала;
• увеличение дефицита платёжного баланса;
• резкое и значительное падение цен в сырьевой отрасли.

Причины экономического кризиса настолько разнообразны, что неспециалисту сложно разобраться в первоисточниках и возможных последствиях.

Упадок может возникнуть как вследствие циклического процесса, требующего модернизации и усовершенствования системы управления или её пересмотра и кардинального изменения.

Так, и после природных, социальных катастроф, по причине военных событий с участием стороны, испытывающей переломное состояние в экономике.

За всю история существования нашей планеты приходилось наблюдать экономические переломы локального и мирового значения неоднократно. Их можно изучить по учебникам и библиотечным архивам. О некоторых из них современники хранят свежие воспоминания в своей памяти. А молодое поколение может подробно ознакомить во время лекций на специализированных мероприятиях.

Назад в прошлое

Термин «кризис» произошёл от греческого слова crisis. Его значение – поворотный пункт или определённое решение в сомнительной ситуации. В древние времена применялся только в медицине и имел чёткое определение состояния больного, после преодоления которого, станет понятно пойдёт ли он на поправку или болезнь окончательно его погубит.

Таким образом, можно говорить о том, что экономический кризис – это переломный этап, который покажет в дальнейшем как повернётся ситуация. А зависит это от адекватной оценки руководством страны обстановки, причин и возможных последствий. А также правильности предпринятых ими действий для улучшения всех, пришедших в упадок, показателей.

К процессам, происходящим в обществе, понятие «кризис» применили около 400 лет назад. И только в XIX веке оно распространилось на экономическую сферу.

Историк Филип Кей предположил, что первый в мире экономический кризис произошёл ещё в Римской империи за восемьдесят восемь лет до наступления нашей эры. Более близкий к нашему времени с обширной географией охватил Англию, Францию и США в 1825 году. Он распространился одновременно на несколько отраслей производства.

Переломные этапы в России

Российская экономика оказывалась в подобных ситуациях неоднократно. Ярким примером можно считать кризис 1812-1815 гг.

Историки выделили такие его основные причины:

• была выделена огромная сумма для расходов на ведение военных действий с наполеоновской Францией;
• большой ущерб российской экономике нанёс запрет на торговые отношения с Великобританией;
• огромные затраты потребовались на восстановление западных губерний, пособие жителям городов, пострадавших от разрухи;
• упадок крестьянских хозяйств во время Отечественной войны.

Сельское хозяйство пострадало наиболее. На то время крестьянские дворы были основой российской экономики. Поэтому их разорение и вызвало такие серьёзные последствия для экономики страны.

Полное истощение материальных и военных ресурсов, послевоенная разруха, общие убытки превысили 1 млрд рублей. Эта сумма была просто огромнейшая, учитывая, что ежегодные доходы государства того времени составляли около 100 млн рублей.

Также историки свидетельствуют о том, что с целью ещё более снизить экономические показатели, французская разведка завозила бумажные поддельные рубли.

Кризисная тенденция в России также наблюдалась в 1899 году. Её начало поразило лёгкую промышленность и распространилось на тяжёлую. Тогда обанкротилось около 3 тысяч предприятий. Снизилась валовая добыча нефти, а производство вагонов и паровозов уменьшилось вдвое.

Кризис того времени плавно перешёл для нашей страны в депрессию, которая закончилась только в 1909 году. Пытаясь за это время повысить производительность труда, России удалось совершить техническое переоснащение предприятий.

Таким образом, приличное количество людей получило вновь возможность работать и зарабатывать.

Эти кризисы вместе с, пришедший в Россию, мировым 2008-2009 гг., имеют общий мотив – падение цены на нефть. Страдает основная отрасль, дающая прибыль государству.

Даже нынешний затяжной кризис, который длится на протяжении 2014-2015, уже вступившего в свои права 2016 года, имеет ту же причину. Конечно, нынешняя ситуация усугубляется пусть и незначительным спадом производства, замедленным темпом экономического роста.

И если в 1998 году в подобной ситуации тяжёлые для страны реформы были пройдены, а выходить из упадка помогали многие государства и международные фонды, то сегодня обстановка иная. Важные реформы впереди, а многие бывшие страны-партнёры относятся к России более чем аккуратно.

Чем помочь?

Бесспорно, выход из экономического кризиса – процесс не молниеносный. Для этого потребуется комплексный подход руководства страны к проблеме и ответственное принятие многих решений.

Существует масса людей, для которых такое событие и поиск компромиссных или радикальных вариантов разрешения проблемы – повседневная работа.

А когда каждый занимается своим делом, всё обязательно в конечном счёте разрешиться как нельзя лучше.

Простым гражданам интересно и важно будет знать о доказанном учёными факте влияния психологического настроя общества на длительность протекания, форму кризиса и его последствия.

Ваше поведение может в равной мере оказаться как «пусковым механизмом», так и «успокоительным» для экономики страны. Поэтому не стоит лишний раз суетиться, сеять смуту и провоцировать панику среди сограждан.

Спокойное и уравновешенное отношение к жизни, добропорядочные взаимоотношения с людьми могут сыграть немаловажную роль в урегулировании непростой ситуации внутри страны.

Очень ждем ваши отзывы, репосты и комментарии, спасибо.

Источник: http://banki-v.ru/economics/glavnye-prichiny-ekonomicheskogo-krizisa-v-rossii/

Каковы причины кризиса современного обществознания?

Обществоведение возникло как интеллектуальное дополнение ли­беральной идеологии и умрет вместе с либерализмом, если не изменит своего статуса. В основании обществоведения лежал социальный оп­тимизм.

Что оно сможет сказать в эпоху социального пессимизма? Я считаю, что нам, обществоведам, необходимо полностью обновиться, чтобы остаться востребованными в обществе и не оказаться на задворках научного мира, тратя время на бессмысленные ритуалы.

Когда в конце XVIII — начале XX века ясно обозначился разрыв между философией и наукой, обществоведение объявило себя наукой, а не философией.

Разрыв между наукой и философией был обусловлен необходимостью истинности знаний. Теологии было отказано в статусе доминирующего вида знания. Этот разрыв привел к следующим последствиям:

И теология и философия претендовали на постижение как того, что есть истина, так и того, что есть благо. У эмпирических наук нет средств, чтоб отделить хорошее от плохого. Отсюда возникает цель установить границы между истинным и ложным. Люди науки намерены заниматься только поиском истины. Нежелание жестко отделять поиск истины от поиска знаний.

2. В чем, с точки зрения автора, заключается путь выхода из этого кри­зиса?

Обществоведение должно признать, что наука не беспристрастна и не может таковой быть, поскольку ученые — это члены общества, и они не свободны от него ни физически, ни интеллектуально. Обществове­дение должно признать, что эмпиризм не может быть чистым, ибо он всегда предполагает некоторую априорность.

Обществоведение должно признать, что наши истины не являются всеобщими и универсальными; что они, если вообще существуют, сложны, противоречивы и множес­твенны. Обществоведение должно признать, что оно ищет не простое, а наиболее адекватную интерпретацию сложного.

Обществоведение должно признать, что причина нашей заинтересованности в рациональ­ном поведении заключается в том, что оно ведет к конечной [ценностно обусловленной] цели.

Наконец, обществоведение должно признать, что рациональность основана на совместимости политики и морали, а роль интеллектуалов заключается в том, чтобы выявлять стоящие перед нами исторические альтернативы. И в первую очередь необходимо умерить нашу самонадеянность.

Для преодоления кризиса необходимо вернуть понятие сущностной рациональности в центр научных дискуссий. Общество должно признать, что наука не беспристрастна. Эмпиризм не может быть чистым, истина не является общей и универсальной. Общество должно признать, что оно ищет наиболее адекватную интерпретацию сложного.

Вопросы и задания:

1. Каковы основные характеристики идейного наследия Великой фран­цузской революции?

Начинается она с Французской революции. Последняя наложила на капиталистическую миро-систему свой культурный отпечаток.

Важнейшим и наиболее долгосрочным результатом революционных потрясений и последовав­шего за ними наполеоновского периода стало широкое и впервые про­явившееся признание двух основных вызванных ими к жизни положе­ний: о естественности политических перемен и вытекающей отсюда их легитимизации, а также о происхождении суверенитета государств не из личностей правителя или законодателей, а из «народа», и вытекающее отсюда отрицание нравственной легитимности недемократических режимов.

2. Какие идеологии возникли на основе культуро-исторической парадиг­мы социального знания?

Эти идеи были поистине революционными и опасными, угрожая любой существующей власти. Отныне все, кто обладал привилегиями в рамках сложившейся системы, вынуждены были принимать эти идеи в расчет и стремиться нейтрализовать их воздействие.

Первой из них, наиболее прямолинейной и четкой, был консерватизм, выросший из стремлений попросту отвергнуть эти популистские ценности как еретические. Либерализм возник как противостоящая консерватизму идеология, приверженцы которой считали его примитивной реакцией на брошенный вызов, обреченной на саморазрушение.

Либералы го­ворили о необходимости структурировать популистские ценности, на ловах признавая их легитимность, а на практике препятствуя их пре­зрению в жизнь. Они шли к этому, утверждая, что осмысленная реа-зация таких ценностей требовала усилий специалистов и экспертов. Радикализм, или социализм, стал третьей идеологией, выделившейся из либерализма.

Радикалов возмущала нерешительность либералов и не убеждали заверения специалистов об их мотивах и намерениях. Поэтому они подчеркивали значение общественного контроля за осу­ществляемыми переменами. Они также утверждали, что лишь резкая трансформация способна охладить дестабилизирующее общество народное возмущение и открыть путь к воссозданию гармоничной социальной реальности.

Во-первых, ни одна из этих идеологий не была на деле антигосударствен-нической, хотя использовавшаяся всеми тремя риторика свидетельство­вала, казалось бы, об обратном.

Движения, создававшиеся во имя любой из этих идеологий, во всех случаях стремились к обретению политичес­кой власти и, если им удавалось таковую достичь, использовали ее для достижения политических целей.

Результатом стал непрекращающийся и весьма существенный рост государственной бюрократии, [сопровож­давшийся] как расширением возможностей контроля государства над гражданами, так и появлением у правительств новых возможностей регулирования законодательства. Для обоснования такой практики использовался тезис о претворении в жизнь ценностей, популяризиро­ванных Французской революцией.

Во-вторых, нельзя не отметить, что в течение долгого периода — если быть более точным, между 1848 и 1968 годами — либерализм оставался доминирующим среди этих трех идеологий, определяя геокультуру миро-системы.

Это подтверждается и тем, что с 1848 года (и до 1968-го) и консерваторы, и радикалы перестраивали практические и даже теорети­ческие программы с целью представить свои идеологии как всего-навсего варианты политических программ либерального центра.

Их отличия от либералов, первоначально фундаментальные и принципиальные, во все большей мере сводились к вопросу о темпах перемен: консерваторы ратовали за более медленные, радикалы — за быстрые, а либералы — за «оптимальные».

Подобное сведение спора к обсуждению скорее темпа перемен, а не их содержания породило усиливавшееся с течением време­ни недовольство минимальным характером изменений, сопровождавших в среднесрочной перспективе смену правительств, особенно заметным, если эти изменения объявлялись «революционными».

Источник: https://cyberpedia.su/13xa803.html